Писательница Марина Степнова в Воронеже: «Я росла под копытами рысаков в Хреновом»

Писательница Марина Степнова встретилась с воронежцами в рамках литературной программы Международного Платоновского фестиваля в среду, 9 июня. Она представила свой последний роман «Сад», действие которого разворачивается в Воронежской губернии, и рассказала о тонкостях писательского ремесла. Корреспондент РИА «Воронеж» выбрала самые интересные цитаты автора.

Такой красивый город!

В Воронеже познакомились мои мама и папа. Тут они поженились, тут родился старший брат. Мои бабушка и дедушка родом из Хренового. Я родилась в Туле, но все каникулы в детстве проводила у них. Но в Воронеже «не проездом» я впервые, впервые вышла куда-то дальше вокзала. Такой красивый город! Чтобы увеличить градус сопричастности, приехала с мужем, который провел в Воронеже детство. Под проливным дождем мы нашли дом его детства на улице Крестьянской. Был велик соблазн махнуть через забор, но побоялись собак.

Эта поездка очень важна для меня. Главные герои романа «Сад», князья Борятинские, живут в усадьбе Анна. К сожалению, от самой усадьбы сейчас почти ничего не осталось. В книге она жива. Я писала роман «Сад» около 10 лет, да так и не дописала, будет вторая часть. Действие развернется по большей части уже в самом Воронеже. Сегодня мы обошли все старые кирпичи, «поцеловали» все фонарные столбы. Было ощущение, что я сама – персонаж книжки.

Как написать исторический роман

Писать трудно, но воссоздавать для себя какую-то эпоху – это огромное удовольствие. Конечно, «Сад» – роман не исторический, а модернистский в декорациях XIX века. Чтобы построить эти декорации, мне пришлось многое узнать про XIX век, про то, как в то время обстояли дела в Воронежской губернии. Мне казалось, что я знаю это время неплохо, читала же всю русскую классику – Тургенева, Толстого, Достоевского, Чехова. Оказалось, что все не так просто. «Золотые» русские романы были написаны для современников. Многие бытовые вещи не объяснялись. Почему были именно такие отношения между людьми, как воспитывали детей (а «Сад» – это роман в первую очередь о воспитании) в разных сословиях, какими в реальности были отношения между мужчиной и женщиной, что они ели и как одевались. Как ходили в туалет, в конце концов? Ни в одном классическом русском романе об этом речи нет – во-первых, все и так знали, во-вторых, писать об этом было неприлично. Например, я узнала, что «ретирадные места», то есть уборные, в большинстве усадеб были на входе. Из таких мелочей и создается реальное представление о времени.

Где добыть исторический материал

Мой сегодняшний вояж по Воронежу с рассматриванием домов – это тоже способ воссоздать ощущение времени. Время можно найти в мемуарах, архивных документах, переписках, у очевидцев событий (если время не очень отдаленное), на картинах, фотографиях, скульптурах, в аудиоисточниках.

Два моих главных источника – исторические монографии, дающие общее представление о времени, и диссертации. Сейчас их можно свободно купить в интернете. Страшные деньги я просадила на эти диссертации! Люди годы потратили, выискивая по крупицам нужную информацию, а вам нужно просто ознакомиться с этими трудами. Диссертации есть практически на любую тему: положение женщины, быт, любой аспект исторического периода или сословия.

Не нужно читать разом весь исторический материал, вы умрете под этим грузом. Допустим, вам нужно написать главу, действие которой происходит на вокзале в Воронеже. Ищите источники только по этой теме, идите на вокзал, трогайте паровоз руками, смотрите, какого размера у него колеса, рассматривайте здание, возвращайтесь домой, пишите и выдыхайте. Только после этого набирайте следующий материал. Прочитать все сразу не хватит ни времени, ни сил.

Сколько стоил рогалик

Вы думаете, что когда садитесь писать роман о XVIII веке, то его нужно писать языком XVIII века? Мы пишем для современного читателя! Значит, надо самим придумать язык, который бы только выглядел как язык XVIII века. Кстати, про XVIII век писать проще, чем, например, про начало XX века, когда литература начала приближаться к разговорной речи, и уже появились фонограммы. Начиная книгу про 1970-е годы, держите в уме, что вокруг еще полно людей, которые помнят это время. Они напомнят, что слово «чувак» употреблялось совершенно в другом контексте, нежели сейчас. Или, например, напишешь, что рогалик стоил 6 копеек, сразу получаешь волну гнева от тех, кто помнит, что он на самом деле стоил 7 копеек. Мне комфортнее выбирать эпоху, в которой уже никто не помнит цены рогаликов. А уж если начать писать о событиях десятилетней давности, то с криком: «Все было совсем не так!» к вам придут даже близкие друзья.

Передружить персонажей

В историческом романе могут быть три типа персонажей: подлинные исторические, вымышленные и имеющие реальных прототипов. Всех их надо передружить. С историческими и вымышленными все понятно. У первых есть конкретные годы жизни и события, в которых они принимали участие. Вторые дают больше свободы, поэтому часто становятся главными героями. Сложнее с персонажами у которых есть прототипы.

Прототипами моих Борятинских из «Сада» стали реальные князья Барятинские, которым принадлежала усадьба Анна. Я изменила одну букву и получила свободу. Настоящие Барятинские очень важны для меня, потому что связаны с историей моей семьи. В усадьбе Барятинских в качестве воспитанницы вместе с юной княжной жила моя прапрабабушка Анна – в романе «Сад» она стала Нюточкой. У нее абсолютно другая судьба, но эмоционально я с ней связана, значит, есть шанс, что читатели тоже будут испытывать сильные эмоции. Моя прапрабабушка не была сиротой, как Нюточка, она прекрасно пела, возможно, поэтому ее взяли в дворянскую усадьбу. Барятинские были баснословно богаты и поддерживали традицию брать воспитанников из другого сословия. Когда княжна подросла и начала выходить в свет в Петербурге (не сидеть же ей в Анне всю жизнь), воспитанницу пришлось куда-то деть. Княгиня решила выдать ее замуж. Тогда в Анне был конезавод, который, конечно, не мог соперничать с Хреновским, принадлежащим казне. Мою прапрабабушку выдали замуж за главного ветеринарного врача. Анне было 17 лет, а Егору Васильевичу – 30 с небольшим. Было очень красивое зимнее венчание. Этот обеспеченный и очень образованный человек привез молодую жену в свой дом, посадил и сказал: «Жди, сейчас вернусь». Через час он положил ей на колени девятимесячного ребенка – его сына от местной мещанки. Вот такой подарок на свадьбу! Это был их первый ребенок. Бабушка его не родила, но воспитала, как и 13 остальных общих детей. Прапрадедушка так и продолжил работать ветеринарным врачом на конном заводе уже в Советском Союзе.

Инъекции достоверности

Семья Ульяновых появилась в романе внезапно. Меня случайно занесло в Ульяновск, бывший Симбирск. Дом семьи Ульяновых застыл там с XIX века как муха в янтаре. Когда я попала туда, поняла, что мне не нужно ничего воображать. Так будущий муж главной героини Виктор Радович, который изначально должен был обитать на тамбовской земле, переселился в Симбирск. Володя на тот момент был слишком мал, да и написано о нем слишком много. Больше подходил Саша Ульянов. О нем известно немного, его казнили молодым, поэтому он практически сразу превратился в некую икону. Собирать информацию пришлось по крупицам. Исторические личности придают вымыслу особый привкус, в какой-то момент читатель начинает верить, что все взаправду. Такие точные инъекции достоверности очень важны.

Мечтала стать наездницей

В романе очень большое внимание уделяется лошадям. Я провела свое детство под Воронежем, росла практически под копытами орловских рысаков в Хреновом. Мечтала стать наездницей: в Хреновом была единственная в Союзе школа наездников, куда брали после восьмого класса. Потом попустило, но лошадей я страшно люблю до сих пор. Моя молодая княгиня Туся тоже лошадница. Готовясь к написанию «Сада», я перечитала все книги XIX века про лошадей, но не нашла главного. У тогдашних лошадников должен был быть свой сленг, как у врачей или филателистов, это же кружок фанатиков!

Я уже практически отчаялась, но нашла прекрасные воспоминания специалиста по орловской рысистой породе, у которого был свой конный завод и который внес колоссальный вклад в развитие и поддержание породы. «Лошади моего сердца», так называется книга Якова Бутовича. «Какой густой капитальный рысак» – эти словечки я дала своим героям. Когда «Сад» уже вышел, мне написала девушка, ее дядя был директором Пермского конного завода, он сохранил все архивы Бутовича, был его первым издателем: «Я сразу увидел, что вы его читали!» Иногда случается такое чудо, когда уже готовый текст сам преподносит подарок. Эти материалы обязательно войдут во вторую часть.

Найдите «соленые лимоны»

При написании исторического текста важно быть одержимым эпохой, искать детали. Когда «болен» своей темой, ты дергаешь знакомых за рукав: «Послушай, Петр Первый, оказывается, любил соленые лимоны! Их специально для него засаливали в бочках!» Иногда тысяча прочитанных страниц дает два-три слова. Я перевернула кучу литературы, чтобы вытащить из них «блесткий» и «капитальный», но я не жалею ни секунды потраченного времени. Ищите свои «соленые лимоны».

Будут Ростроповичи

Вечером мы с мужем прошли по улице Пятницкого и увидели дом середины XIX века, краснокирпичный, с табличкой «Здесь жила семья Ростроповичей». Одной из героинь второй книги будет прекрасная певица. Муж сразу понял, о чем речь, и сказал: «Ну что ж, понятно, значит, будут Ростроповичи». Вот такой подарок от Воронежа. Когда судьба подкидывает совпадения, важно не отмахнуться. Настоящая магия текста возникает не сама по себе, а в том месте, где встречаются история, человек и читатель.

О чем «Сад»

«Сад» о том, как в XIX веке воспитывают ребенка так, как если бы его воспитывали в наше время. Меня, как и любую другую маму в любом другом веке, интересовало, как вырастить ребенка счастливым и хорошим человеком одновременно. Это ведь совершенно взаимоисключающие понятия: счастливый человек делает все для себя, а хороший – все для других.

Я была потрясена, когда узнала, что в середине XIX века 40% дворянок Воронежской губернии были неграмотными. А зачем учить? Замуж выйдет, считать кое-как научится, а дальше – детей рожать. Ситуация изменилась только к концу столетия. Это сейчас детей рожают для того, чтобы им поклоняться. Мы вообще живем в эпоху домашних животных и детей. Раньше специального детского мира не существовало вовсе. Дети должны были не отсвечивать, не мешать взрослым и побыстрее вырасти. Вы же читали неадаптированные афанасьевские сказки, сказки братьев Гримм? Они же совершенно не детские.

Крестьянские дети были работниками. Дети мещан или священнослужителей были продолжателями ремесла. А задача дворянских детей была жить так, чтобы фамилия не была опозорена.

Воспитывали их в строгости. Самым страшным наказанием было лишение родительского внимания. Их и так видели по несколько минут в день. Николай II пишет одному из своих сыновей, что, мол, был на великопостной службе, видел внука Сашку. «Очень рад, хорошо держался, но, конечно, спину мог бы держать и попрямее». Речь идет о трехлетнем мальчике! Вы когда-нибудь пробовали удержать хотя бы на две минуты трехлетку без движения? Маленький ребенок несколько часов простоял без движения, будучи центром «театрализованного представления». Детей воспитывали в понимании, что они с самого раннего детства не принадлежат себе. Дети даже в императорской семье очень часто оставались голодными. Обед им подавали самыми последними, а забирали блюда вместе со всеми. Даже великим князьям и княжнам не положены были перекусы. Невозможно было даже в своем собственном дворце пойти на кухню или к няньке и сказать: «Дайте мне поесть, я голодный». Право самостоятельно заказывать блюда получали только после 21 года. Мало того, если родители или гувернеры узнавали, что ребенку какое-то блюдо особенно нравится, его надолго исключали из меню. Не баловать!

О чтении и писательстве

Я очень много читала в детстве, в семье был культ книг. Мне повезло дважды: во-первых, я не любила телевизор, во-вторых, в детстве не было интернета. Если бы у меня был интернет, я бы, как и многие современные дети, если бы и читала, то только про Minecraft.

Это почти неизбежно: когда сам много читаешь, начинаешь писать. Раньше я сочиняла стихи, но потом «этот ангел отлетел». А потребность писать осталась, поэтому переключилась на прозу.

В литературе нет закономерностей. Великая книга может быть издана через 100 лет после смерти автора, бездарная книга может стать популярной. Некая сложнейшая, необыкновенная комбинация судьбы и удачи, терпения, готовности проматывать свою жизнь, даже если бы написанное никто никогда не прочитал. На самом деле я не люблю писать, я люблю сочинять истории. Я вижу внутри чудесное кино и пытаюсь донести его до читателей.