«Перед глазами разрушенный Воронеж». Очевидцы рассказали об ужасах военного времени

День освобождения Воронежа от немецко-фашистских захватчиков отмечается 25 января. К этой дате воспоминаниями о жутких военных днях поделились четыре жительницы Каширского района – 96-летняя Любовь Косякова из Старинского сельского поселения, 90-летняя Мария Косырева из села Каменно-Верховка, 91-летняя Таисия Дудник из поселка имени Дзержинского и 93-летняя Полина Плешкова из Левой Россоши.

«Это были страшные мучения»

Когда началась война, Любовь Косякова (тогда – Бобина) только что с отличием окончила школу и поступила в павловское педагогическое училище. Будучи еще сама ребенком, она мечтала работать с детьми, учить их арифметике.

Училище практически не прекращало работу в военные годы – даже когда немцы подошли совсем близко к городу и заняли правый берег Дона.

– Помню, как нам во время занятий сказали, что немец уже в Валуйках, скоро подойдет к Павловску, – рассказала Любовь Федоровна. – Я возвращалась домой и заметила на правом высоком берегу Дона немецкие танки – их было так много, и они все ползли и ползли, как тараканы. Немцы заняли весь берег и каждый день бомбили город фугасными и зажигательными бомбами. Стреляли трассирующими пулями. Они летели на нас красной стеной, до сих пор в памяти эта картина…

Воду и все коммуникации в городе отключили. Чтобы приготовить пищу, жителям приходилось спускаться за водой к реке. Сначала немцы не трогали их, а потом стали усиленно обстреливать прибрежную зону, не давая людям набрать воды.

Фашисты разбомбили склад Заготзерно. В городе начался голод. От недостатка пищи люди пухли, кожа на теле трескалась.

– Это были страшные мучения, – призналась Любовь Косякова. – Хлеб нам выдавали по карточкам, и самое страшное, что тогда могло случиться, это если эти карточки пропадут или их украдут.

В 1944 году Люба закончила педучилище и поехала в Воронеж, чтобы получить распределение на работу.

– Меня встретил практически полностью разрушенный город. Единственное уцелевшее здание – облоно.

Любовь направили учителем-заведующей в Вольненскую начальную школу Левороссошанского района (сейчас – Каширский район). В наше время этой школы, как и самого населенного пункта, давно уже нет на карте. Учебное учреждение было небольшим, но наполняемость в классах – полной: от 15 до 20 детишек.

Молодая учительница получила подъемные – 10 кг овса, кирзовые сапоги 42-го размера, юбку и кофту, сшитые из парашюта, и 500 рублей.

– В условиях войны это была ощутимая поддержка, – отметила Любовь Федоровна.

В 1948 году девушка переехала в село Оболенское. На базе местной школы работала вечерняя школа, и молодой учительнице приходилось преподавать азы арифметики и объяснять правила русского языка и литературы еще и людям, которые по возрасту были гораздо старше нее.

– Я до сих пор помню, как у меня трепетало сердце, когда я входила в класс к старшим ученикам. Но ничего, они меня слушались и очень старательно относились к учебе.

Педагогической деятельности Любовь Федоровна посвятила более полувека. В 1985 году педагога наградили знаком «Отличник просвещения», в копилке ее наград также медаль «За доблестный труд», знак «За особые заслуги перед Каширским районом».

В 2021 году ветеран отметит 97-летие. Хотя ее юность выпала на тяжелые военные годы, свою жизнь Любовь Косякова считает счастливой.

«От голодной смерти спасла коровка»

Жительнице села Каменно-Верховка Марии Косыревой к началу войны было всего 11 лет. Девочка жила в полной благополучной семье, ходила в школу.

Ее отца, Григория Казьмина, забрали на фронт. В 1942 году при обороне Севастополя он погиб. Своей семье солдат успел написать всего три фронтовых письма. Три треугольника навсегда остались для Марии самой дорогой реликвией, неким мостиком, возвращающим ее в детство.

Так начинается одно из писем: «Здравствуйте, мои дорогие детки, шлю вам свой фронтовой привет, передаю привет дочке Татьяне Григорьевне, еще привет сынку Федору Григорьевичу, еще привет дорогой дочке Марии Григорьевне, еще привет супруге Аксинье Арсентьевне. Дорогие мои детки и ты, Ксеня, помните обо мне. Аксюта, я уж привык к фронту, пули и раскат снарядов меня уже не пугают, разрывы бомб и снарядов мы уже и не замечаем…». В конце письма – нежная просьба к супруге: «Береги себя и деток».

Недавно внуки предложили Марии Григорьевне перепечатать письма, но она отказалась: бумага обветшала от времени, но женщине важнее то, что строчки на ней с любовью выведены отцовской рукой.

– В 1941 году наше село опустело. На фронт забрали и родного брата отца, Ивана. Он также погиб на войне. Ему было всего 20 лет. Пошел воевать мой дядя по маминой линии – Алексей Деев, – сообщила Мария Косырева. – В 1942 году, когда немец подошел к Воронежу и занял правый берег Дона, до нас стали не только доноситься раскаты бомб и снарядов, но и долетать пули и осколки гранат. Помню, как от обстрелов мы с братом прятались под кровать. Не раз от прямого попадания загорались и разрушались дома в нашем селе. Сказать, что было страшно, – ничего не сказать. Не верьте никому никогда, что человек ко всему привыкает, – мы просто старались сохранить свою жизнь, но каждый раз наши сердца замирали от страха.

В августе 1942 года семью Марии эвакуировали в поселок Ильича. Туда они перебрались со своим нехитрым скарбом.

– От голодной смерти нас спасла наша коровка. Зимой 1943-го мы вернулись в Каменно-Верховку. Наш дом уцелел, мы стали постепенно привыкать к мирной жизни. Мы тогда были детьми и по-детски радовались тому, что фашисты отступили от нашей земли. Хотя огромные воронки от снарядов, которыми «разрисована» каменно-верховская земля, всю жизнь напоминают нам о том времени.

Мария Григорьевна вспомнила, как весной, когда разлился Дон, к берегу прибило тело красноармейца. Его нашла соседка, Февронья Сливкина. Она вместе с дочерью Натальей на тележке привезла тело на местное кладбище и похоронила. За этой могилкой они вместе с семьей Марии Григорьевны ухаживают по сей день. Имя и фамилия бойца остались неизвестными.

– Но мне бы и не хотелось, чтобы его прах беспокоили, – заметила Мария Косырева. – Его могилка всегда ухожена, он покоится с миром. Надеюсь, что и за могилой моего отца кто-то ухаживает.

«На развалинах дома ждал папа»

Таисии Дудник из поселка имени Дзержинского 91 год. Родилась она на хуторе Чечеры, стоявшем на берегу живописного озера Погоново. Довоенные годы женщина описывает как идиллию: купание в кристально чистой воде, прогулки в обрамлявшем хутор лесу, где они с матерью часто собирали грибы.

А потом в жизнь Таисии ворвалась война.

– Я ночевала у своей двоюродной сестры и утром 22 июня вышла на крылечко. Смотрю, а со стороны Костенок во весь опор мчится всадник. Соскочив с коня, он стал созывать хуторян и сообщил страшную весть…

С этого же дня Чечеры стали пустеть – мужчин забирали на фронт. Отца Таисии в военкомат призвали прямо с поля, где он работал, не дали даже попрощаться с семьей.

Все тяготы легли на плечи женщин и детей. Теперь они пахали землю, сеяли и собирали урожай.

В 1942 году немцы подошли к Воронежу и заняли правый берег Дона.

– Мы видели немецкие части, которые стояли в Костенках. Поначалу они нас не трогали, стреляли в основном в воду, – вспомнила Таисия Дудник.

Девочка знала: если снаряд разрывался, из озера высоко подскакивал водяной фонтан, а если фонтана не было – значит, снаряд пошел ко дну не разорвавшись.

Советские части стали готовиться к отражению атаки, и Чечеры наводнили военные. Тогда фашисты стали уже стрелять по домам и прицельно по людям.

Хуторянам пришлось прятаться в землянках и погребах. Первыми жертвами немецких обстрелов стали дети, которые, несмотря на опасность, выходили из землянок – кто на солнышке погреться, кто за водой сходить, кто за травой на обед сбегать.

– Мы же голодные были, до сих пор помню это страшное и болезненное чувство голода. Практически все хуторские болели чесоткой, все тело зудело, мы раздирали его до крови...

Осенью хуторян эвакуировали в Красный Лиман Панинского района. Вернулись только после того, как немец ушел с воронежской земли.

Возвращались из эвакуации пешим ходом. Чечеры встретили хуторян запустением. От многих хат остались одни стены. Дом Таисии тоже был разбит – в него попал вражеский снаряд.

– Но на развалинах нас ждал папа, по ранению вернувшийся домой, и счастью нашему не было предела, – поделилась Таисия Дудник. – Помню, тогда я подумала о силе детской молитвы. Я каждый день просила: «Господи, помоги моему папе, сделай так, чтобы он живым вернулся».

Воссоединившаяся семья кое-как налаживала быт. Поправили хату, выстругали из дерева ложки, миски и даже рыболовную лодку.

– Чечеры – маленький хуторок, и разрушения мне показались не такими значительными, какими они были в Воронеже, – рассказала женщина. – Однажды мы с мамой отправились на базар, открывшийся на окраине Воронежа. Я обомлела – города не было, нас встретило огромное кирпичное поле. Груды камней, разбитые дома, здания и люди, которые сновали туда-сюда, разбирая эти развалины. Если бы мне тогда кто-то сказал, что на их месте вновь вырастет город, я бы ни за что не поверила. Воронеж немцы бомбили усиленно, даже из Чечер мы видели, как он полыхал во время обстрелов. Пули летели сплошной стеной. Страшные воспоминания.

День Победы повзрослевшая Тая встретила на родном хуторе. Местные жители, услышав радостную весть, стали обнимать друг друга, кричать «ура» и плакать – от горя об убитых родных и счастья от того, что все осталось позади.

«Нас с подругой посадили в тюрьму»

Полина Плешкова, которой в 2021 году исполнится 94, вспоминает о былом со слезами на глазах. Когда немцы оккупировали воронежскую землю, ей шел 14-й год.

Женщина родом из села Данково, была пятым ребенком в многодетной семье. С началом войны ее старшего брата Василия и сестру Наталью призвали на фронт. Оставшиеся дети вместе с родителями переселились в село Левая Россошь.

– Нам, подросткам, приходилось копать окопы вблизи Левой Россоши, а зимой расчищать полосу посадки для самолетов – недалеко от села располагался аэродром, – сообщила Полина Плешкова.

В 1942 году в селе развернули военный госпиталь, куда стали поступать с поля боя красноармейцы. Умерших от ран хоронили на местном кладбище. Подростки, в том числе Полина, копали могилы и складывали в них тела.

Однажды Полину и ее подружек отправили в Воронеж в район Отрожки на разбор завалов. Город был весь в огне, немцы палили с правого берега непрерывно. Стрекотали орудия, рвались снаряды, слышались стоны раненых.

– Мы с подругой сильно были напуганы. Чтобы спастись, убежали в Левую Россошь, – призналась Полина Дмитриевна. – За это нас посадили в тюрьму. Срок осуждения был небольшой, но очень поучительный. Нас поместили в каменные мешки, в которых можно было только стоять или сидеть на корточках.

Где и как долго их держали, женщина уже не помнит.

После тюремного заключения Полину вновь отправили на разбор завалов и руин.

– Воронеж был сильно разрушен, лишь некоторые здания уцелели, но все равно после освобождения города в него стали возвращаться жители, селились в руинах, радовались даже этому.

После войны Полину вместе с другими девушками из Левой Россоши отправили в Ленинград, где они работали на торфяных разработках и помогали восстанавливать город. Жили в холодном бараке.

– Есть было нечего, остались живы благодаря дрожжевой болтушке, которую приносила одна из девчонок, работавшая на дрожжевом заводе. Теперь страшно вспоминать о том времени. И кажется, что это было не со мной.

Работала Полина Дмитриевна и на медных рудниках в Армении. В 1953 году вернулась домой, устроилась в местный колхоз. Родила троих детей. Сегодня, несмотря на болезни и плохое самочувствие, радуется мирному небу над головой.