Одного из последних лошадников Воронежской области кони везут по жизни уже полвека
У деда Сашко из села Кривоносово в сарае настоящий музей лошадиной амуниции.
Леонид Шифрин, 1 мая 2014, 12:45
С «двуногими» 73-летний Александр Ткачев из села Кривоносово Россошанского района общается туговато. Все больше «да», «нет», «кто его знает», «не помню». С копытными ему проще. Но не с теми, которые мычат, а с теми, кто приветствует хозяина радостным ржанием. С лошадьми связана не только целая жизнь пенсионера Ткачева, но и смерть его отца. Того, тоже заядлого лошадника, погубили лошади. Давно уже это было - кони, чего-то испугавшись, понесли бричку и опрокинули ее в овраг. Так и погиб отец Александра Ткачева, который остался сегодня едва ли не единственным лошадником во всей области.
На подворье пенсионера в загоне две лошади - кобыла Аза и ее годовалый сынок - Акробат. Он недоверчиво косится на журналистов и все норовит тяпнуть за что-нибудь. Аза спокойна, но с отпрыска не спускает глаз.
По подворью Александра Ткачева разбросаны сани, телеги, брички, повозки. Все это сделал хозяин.
-Это мой чермет, - улыбается дед Сашко. – Кто-то выбрасывает, а я собираю, чтобы делать потом все это. Я с лошадьми почти полвека – был конюхом в нашем колхозе «Прогресс», тогда у нас лошадок с полсотни было, а теперь во всем Кривоносово их и штук пять по дворам не наберется. А сколько за всю жизнь повозок, телег и саней сделал - не сосчитаю уже – может с полсотни. Сколь лошадиной упряжи смастерил - хомутов, седел, сбруй – вообще не упомню. Мне это заказывали с Воронежской, Белгородской областей, с украинской Луганщины. До нее-то всего пара километров отсюда будет. В начале 90-х у меня уводили лошадей через границу на Украину. Их потом перепродавали. Одна потом нашлась аж в Ростовской области.
В сараях деда Сашко что-то вроде музея. Стены увешаны седлами, потниками, хомутами, стременами. Все кожаные части лошадиной упряжи он сшивает собственными руками - можно и машинкой, да только шов не тот выйдет. Кожа седел скрипит, металл на упряжи позвякивает, все – с иголочки. В ответ на вопрос журналистов РИА «Воронеж» о цене «экспонатов», хозяин ничего толком не объяснил.
- Ну не знаю, кто сколько даст. Кто литру поставит, кто деньгами рассчитается. Что-то делаю на заказ, но сейчас это почти никому не нужно. Все больше для себя зимой ваяю, а весной-летом не до того, у нас с бабкой огород большой, тут уж особо не до лошадей, - признается лошадник.
- Да ладно, дед Сашко, - вступает в разговор молодая соседка Александра Алексеевича - Вера Зуева. - Ты вон сколько лошадиной амуниции людям бесплатно раздаешь, и для всех зимних кривоносовских праздниках ты же у нас самый главный со своими санями и лошадьми. И огороды осенью односельчанам на лошадях пашешь, и боронуешь. Ты у нас вообще незаменимый человек!
Передавать свое ремесло деду некому. Детей у них с супругой нет, а нынешняя молодежь не к лошадям, а все больше к банке пива тянется. Не будет его – не будет и фирменной упряжи, седел и хомутов от мастера Ткачева.
- Лошадь – она ласку любит, как и человек, только больше,- рассуждает лошадник, пытаясь увести из загона Азу, чтобы запрячь ее в дрожки. Ее непоседливый сын, почувствовав разлуку с мамой, начинает метаться по загону и бить копытами в ограду.
Наконец, увидев с другой стороны мать, жеребенок успокаивается и начинает ржать на всю округу. Аза тоже успокаивается и дает облачить себя в лошадиную амуницию. Потом поворачивается к Акробату и на своем языке начинает что-то выговаривать ему.