«Нас страшно обстреливают». О чем писали участники войны на воронежской земле

В музее Воронежского педагогического университета хранятся весточки с фронта как советских солдат и офицеров, так и немцев и их сателлитов – итальянцев, венгров, румын. Оригиналы некоторых писем находятся в Государственном архиве Воронежской области или в районных музеях. Многие письма ректор ВГПУ, военный историк, доктор исторических наук, профессор Сергей Филоненко опубликовал в своем пятитомном исследовании «Война на воронежской земле в 1942–1943 годах в документах Красной Армии, вермахта и войск сателлитов». Эти документы дают возможность увидеть войну глазами ее участников по обе стороны фронта. 

Выдержки из писем участников войны – в материале РИА «Воронеж». 

«Питание здесь лучше, чем во Франции»

В 1942–1943 годах некоторые немцы еще шлют родне бодрые послания.

Франц Крамер пишет жене в Вену: «Когда мы прибыли в Россию, мы начали жить! Здесь очень много продовольствия – яиц, кур, овощей...». Оскар Гайнрих сообщает семье в Ваттеншайель (Вестфалия) 23 февраля 1943 года: «Питание здесь лучше, чем во Франции... Вчера мы чистили картофель, сегодня у нас гуляш...».

У родственников немецких солдат планы идут гораздо дальше, чем сегодняшний ужин. Некий Курт пишет брату на фронт 7 июня 1942 года: «Самое главное – это то, что вы скоро кончите в России; прежде чем снова наступит зима, вы должны быть на родине. Дорогой брат, я думал, что еще этим летом я поеду на Восток в качестве сотрудника земельного управления, но пока это еще неопределенно. Я буду рад, если это сбудется, и бьюсь об заклад, что все так и будет. Ну, будь здоров и позаботься, чтобы русские получили сполна».

Лейтенант запаса венгр Янош Надь оставил воспоминания, в которых описал концлагерь для русских пленных: «На краю села собрали русских военнопленных и окружили забором из колючей проволоки. Условия пребывания были отчаянно плохими. Над их головой была крыша, но ее установили только на столбах. Стен у этого сарая не было, поэтому они были защищены от дождя, но не от ветра и мороза… Позже, к сожалению, я испытал на своей шкуре, что значит пробыть 37 месяцев в таких условиях».

«Расплата короткая»

Капитан Штейлинг находился на фронте, поэтому у него было меньше оптимизма, чем у немцев в Германии: «Кто знает, как долго мы здесь пробудем. Подступы к нашим позициям усеяны танками. Все русские. Их свыше ста, а много русские ночью утащили. Но самое худшее – снайперы. Если ты неосмотрителен, то расплата короткая… Вчера я был в Воронеже. Город выглядит печально… Гражданское население эвакуировано и город почти пуст. На улицах лежат трупы».

Ефрейтор Георг Бомтессе, вероятно, написал жене аналогичное письмо и получил от нее ответ: «Как ты мне сообщил, ты сейчас в Воронеже. Я была удивлена, когда это узнала. Я не предполагала, что ты можешь туда попасть. Ты пишешь, что город выглядит скверно: сегодня сообщили по радио, что под Воронежем идут тяжелые бои. Я думаю, что вы мужественно удержите свои позиции; по радио сообщали, что в русских, которые хотели отступать, стреляли сзади из пулеметов. Этого достаточно, можно верить, что так долго не продлится. И все-таки я думаю, что это длинная история и было бы хорошо покончить с русскими в этом году».

Георг Муртини пишет жене в Штеттин: «Это письмо пойдет уже с передовой. Мы вчера сменили другую часть и имеем уже тяжело раненых. Русские нас страшно обстреливают, а их летчики не дают нам покоя ни днем, ни ночью. Мы лежим в окопах под Воронежем. В три часа утра русские, по показаниям пленных, пойдут в наступление. Если бы это для меня кончилось. Полевая кухня не может подъехать. Мы не ели вчера вечером и сегодня целый день не получаем ни еды, ни питья».

А вот что рассказывает офицер 75-й пехотной дивизии: «Я пишу эти строки руками, залитыми кровью товарищей… Вчера я пережил нечто ужасное. За нашу жизнь я не дал бы ломаного гроша. Мы пробыли не менее 16 часов под огнем русских. Огонь велся со всех сторон и всеми видами оружия, так что каждому досталось. У нас трое убитых и шесть раненых. К сожалению, среди убитых мой лучший и единственный друг Каспар Браун. Он умер во время перевязки. Это меня страшно потрясло. У него прострелено легкое. Он находился в пяти метрах от меня, когда был ранен. Так как три других капитана тоже ранены, я остался один; мне пришлось прыгать под огнем целый день. Итак, день ужаса прошел... Говорят, что мы должны уехать отсюда во Францию, что я охотно принимаю. Только бы уйти отсюда, ибо там есть большая возможность получить отдых, в котором мы очень нуждаемся и который мы заслужили».

«Спим в полном снаряжении»

Солдаты 2-й венгерской и 8-й итальянской армий тоже отправляли весточки близким.

«Прошу простить меня, что не писал вам раньше из этой далекой пустынной России, – написал родным в Мантую солдат 8-й итальянской армии Джино Мураро 28 августа 1942 года. – Хорошо, что у всего есть конец, и я надеюсь, что война завершится для нас победой, что большая часть из нас вернется на родину к своим семьям, которые в эти тяжелые времена ждут от нас вестей, что у нас все в порядке…».

Мино обратился к своей сестре, монахине Марте Спинони: «Бог милостив и справедлив, и скоро мы улыбнемся победе, ведь мы боремся за цивилизацию, мы несем прочный и справедливый мир на эту неспокойную землю».

Среди немецких сателлитов были и поляки. Один их них строчил длинные подробные письма жене: «Вчера я побрился и немного помылся. Сегодня спал до 12. Даже и ты так долго не можешь спать. Завидуешь ли ты мне? Лучше не надо… Опять у нас горят два дома, у нас все приведено в боевую готовность. Спим в полном снаряжении. И это случается каждый раз, все чаще и чаще... К станции Воронеж (немецкий вокзал) подходит поезд (в 15:45). Гул русских пушек, а под конец «орган Сталина» (так немцы и их сателлиты называли «Катюшу». – Прим. РИА «Воронеж»). Неплохо… земля на несколько километров вокруг дрожит и стонет, где было бело, там черно, где был холм или пригорок, там яма величиной с дом».

«В Берлине тихо, стрельбы нет»

А в письмах советских солдат много вопросов о здоровье родных и уверенность в победе.

Капитан Анатолий Белопольский обратился к родителям 10 мая 1943-го, в год своей гибели под Могилевом: «Мне хочется написать, чтобы вы знали, как я участвовал в последнем бою, под Духовщиной, как меня контузило, и жизнь моя в госпитале, как я хлопотал и попал снова в авиацию… Пошел третий год, как я из дома, и за этот срок переездил, переходил, пережил очень много (два раза был в окружении и пять раз ходил в наступление, участвовал в траншейных боях и так далее). Ну ничего, скоро придет время, когда Гитлеру придет конец».

Воронежец Александр Копытин сообщил семье: «Вот уже восемь дней как я нахожусь в Берлине, в самом логове фашизма. Моя мечта осуществилась. Я достиг Берлина. Я очень боялся, что мое здоровье не дотянет до него. Оказалось, дотянул, да еще, оказывается, сил много и на дальнейшее. Первый май прошел в обстановке ликвидации немцев в Берлине. Шли сильные бои, а сейчас Берлин очищен. Разбитая немецкая армия, последние немцы шатаются по Берлину, и их тут же подбираем мы и даем им путевку в жизнь. Как-то странно стало, в Берлине тихо, стрельбы нет. Как будто и война кончилась, а бои все за пределами Берлина».