Критик Алла Шендерова рассказала воронежцам о театральной цензуре

Театральный критик Алла Шендерова прочла лекцию в воронежском Камерном театре в воскресенье, 12 апреля. В выступлени, названном «Из таганской шинели», Алла Шендерова на примере театра на Таганке и спектаклей Юрия Любимова рассказывала о театральной эстетике, режиссерской свободе и формах художественного высказывания.

– Лекцию с таким названием я уже читала год назад в «Гоголь-центре», но сегодня это будет совершенно другой разговор – так изменились за этот год обстоятельства, в которых мы живем, – начала встречу Алла Шендерова. – Этот разговор – прямой мостик к тому, как эстетика (вещь вроде бы далекая от политики) вызывает неприятие, оказывается напрямую связана со свободой общества, свободой ментальности.

Лекцию в Воронеже Алла начала воспоминанием о том, как когда-то, еще школьницей попав на работу в театр на Таганке (уборщицей), она получила «прививку от псевдопсихологического, псевдореалистического театра».

Большая часть разговора была посвящена постановкам, творческим принципам и открытиям Юрия Любимова («Из его режиссуры, безусловно, вышла добрая половина режиссуры второй половины ХХ века, да и вообще нет ни одного крупного режиссера, на которого бы он не повлиял»). Алла Шендерова рассказала о спектаклях «Три сестры», «Добрый человек из Сезуана», о шекспироваском «Гамлете» с Высоцким в главной роли и показала отрывки из записей спектаклей, которые сегодня уже стали классикой театрального искусства, а в свое время воспринимались как революционные.

– С самого начала любимовское внимание к форме – еще в 1963 году, в «Добром человеке из Сезуана» он говорил «блюди форму, а содержание подтянется» – было революцией для советского театра, когда формализм был сами знаете где. Это то, чего не достает нашему театру, и то, чем всегда был силен Любимов как человек, наследовавший Мейерхольду. Конечно, все это столкновение с театром Любимова – театром формы и пластики –для многих становилось прививкой реального театра от псевдоискусства,

Алла Шендерова

театральный критик.

Лектор рассказала о том, как в 1963 году Юрий Любимов, уже чрезвычайно популярный как актер, начал репетировать со студентами отрывки спектакля «Добрый человек из Сезуана». Почти сразу по Москве поползли слухи: спектакль собрал невероятные толпы зрителей – в старое здание Щукинского училища набилось столько народу, что организаторы серьезно опасались, что обвалится второй этаж. Брехтовские зонги («Бараны стучат в барабаны, кожу для них дают сами бараны») произвели огромное впечатление – люди топали и аплодировали. Спектакль обернулся скандалом.

– Почему так революционно воспринимается этот спектакль? Почему приезжают физики из Дубны, постановку смотрит Капица, Константин Симонов пишет статью в «Правде» – эта статья фактически спасла спектакль. Дело ведь не только в содержании, дело в эстетике: 1963 год – это расцвет реализма. Везде в театрах подробные реалистические декорации, а тут рисованная табличка «ТАБАК», огромный рисованный портрет Брехта и несколько ученических столов, стыренных из Щукинского училища. Аскетичное оформление, чудовищная условность. Рядовой зритель это, конечно, не понимал. Но все балдели от того, что происходило, потому что от этого веяло европейской раскованностью. Так рядом никто не делал,

Алла Шендерова

театральный критик.

Алла Шендерова подробно рассказала о том, как с этой революционной постановки начался Театр на Таганке, как Любимов постепенно создавал не просто новый для Москвы того времени театр, но и новую эстетику.

– Он совершенно, как крепостник, заставляет своих студентов играть «Доброго человека» почти каждый день… Начинает выпускать спектакль за спектаклем... Впервые создает худсовет. Актеры Любимова, о которых говорили, что они винтики, тупые исполнители, почему-то становились личностями, начинали писать книги, начинали расти. Невероятно интересно, как все это работало внутри советской системы – такая зона свободных людей, которая притягивала и художников, и поэтов, и физиков, и лириков.

Некоторые из спектаклей Театра на Таганке тем не менее долго не могли пройти предпросмотров и ждали возможности быть показанными зрителям годами. От других требовали изменений в сценарии.

В 1971 году появился спектакль «Гамлет», в котором главную роль исполнил Владимир Высоцкий и который вызвал массу дискуссий об интерпретации Шекспира.

– Посмотрите, что происходит сегодня? Нам опять говорят, что мы непочтительны к классике и что надо ставить только по какому-то классическому канону, которого нет и быть не может. Это о том, как история ходит кругами, парадоксальными иногда кругами. Вот эти разговоры «А давайте ставить классику как классику, давайте ставить Чехова как Чехова, Пушкина как Пушкина». А какого Чехова? Какого Пушкина? Татьяна пушкинская писала письмо Онегину на французском, ну, так давайте заставим актрису выучить язык, оденем ее в кринолины, заставим выучиться танцевать, чтобы все было точно, как у Пушкина. Это ведь тысячи условностей, которые помнят культурологи, но у нас эта традиция не сохранилась. Поэтому, когда мы говорим о классических традициях, я не против, но пусть они будут классическими, а не псевдоклассическими,

Алла Шендерова

критик.

– Чем интересна история Таганки? – резюмировала Алла Шендерова. – Тем, что мы по сто раз на дню ее вспоминаем. Я в сентябре 2014 года писала про «Бориса Годунова» Константина Богомолова и цитировала в статье Любимова, как ему запрещали Бориса Годунова. Не только потому, что самозванец был одет в тельняшку, и в этом усмотрели намек на Андропова, но в основном цензоры привязались к тексту Пушкина. «А русские… да что и говорить», – были там такие слова. И мне моментально сказали в редакции: уберите это. А текст был именно о том, как у нас боятся текстов. Вы понимаете, что-то с этим надо делать. Когда говорят про классику и сохранение наследия – ну, давайте, давайте сохранять Пушкина.

Отвечая на вопросы слушателей, Алла Шендерова поделилась своими мыслями о молодых режиссерах, которые работают сегодня на российской театральной сцене:

– Современные молодые режиссеры очень разные и многие из них мне нравятся, но в первую очередь мне нравится в них уже то, что они появились и появляются. Когда я окончила ГИТИС и поступала в аспирантуру, мне нужно было выбрать режиссеров для диссертации (тема была «Современный театр»), и это оказалось невероятно сложно: старые режиссеры уже были неинтересны, это были угасающие великие мастера, которые перестали нащупывать связь с сегодняшним временем, а новые не появлялись. А потом пошло-пошло-пошло. Сейчас мне очень нравится Волкострелов – изысканный формалист, Семен Александровский, тот же Тимофей Кулябин, целый питомник вокруг центра Мейерхольда, Марфа Горовиц, молодые Женовачи. Дай Бог их всех сейчас не задушат, не накроют и не запретят. Если запретят, то хуже будет, конечно, для театра.