Искусствовед Павел Руднев в Воронеже: «Театр – это чуть больше, чем мы представляли»

Один из самых известных театроведов страны – критик, кандидат искусствоведения, помощник худрука МХТ им. Чехова Павел Руднев открыл проект «Лекция в театре» в воронежском Камерном. Свое полуторачасовое выступление «Новый российский театр: время деканонизации» в воскресенье, 29 марта, лектор посвятил тем изменениям, которые произошли с российским театром с начала двухтысячных годов.

– Советский театр был прекрасным, но благодаря условиям советской цензуры существенная часть культурных процессов и новых режиссерских приемов были отрезаны от нас. В десятые годы зритель узнал, что театр – это чуть больше, чем мы себе представляли. На сегодня можно говорить именно о деканонизации – зритель, приходя на каждый новый спектакль, не знает, с чем столкнется, – пояснил тему лекции Павел Руднев. Весь дальнейший разговор был посвящен тем новым художественным приемам и явлениям, новым театральным средствам и изменениям в создании зрителей, которые в совокупности и создают современный театр.

О региональных театрах

– У меня есть четкое убеждение, что в России в двухтысячные годы начался важный процесс – автономизация театральной провинции. Регионы получили самостоятельность и стали делать интересные проекты без руки Москвы, без оглядки на столицу. Такие вещи как Платоновский фестиваль – тому отличный пример. Это крайне отрадное явление.

О смене зрителя

– Девяностые годы русский театр прожил очень тяжело, это сказалось прежде всего на экономическом базисе, обнищании конкретного зрителя и, как следствие, – полной замене привычного зрительского круга. Театр стал бульваризироваться. А в двухтысячные начался процесс самовосстановления, с разных точек пришли люди, для которых строительство театра оказалось личной миссией. Театр в 1990-е потерял своего зрителя, театр был собесом, он был никому не нужен, а сегодня мы видим, как люди за театр бьются в кровь, он вновь вернул себе социальное значение, в него приходит много молодежи.

О новых языках театра

– Сейчас идет период накопления театральной философии и приемов театрального языка. Театр устал быть театром для театра и пытается пройти на новую территорию. Главный термин сегодня – это «театр плюс», приращивание театрального знания. Театр плюс арт-терапия, плюс новые способы восприятия, плюс философия или социология.

О запретах

–Театр десятых годов закрывает те упущения и лакуны, которые были запрещены советской цензурой. У нас до сих пор нет единой линии понимания эволюции искусства XX века, и это сказывается на зрительском восприятии. Если человек после, скажем, «17 мгновений весны» тут же видит «Идиотов» Ларса фон Триера, то естественно у него возникает диссонанс, хотя мы понимаем, что между этими картинами огромный путь. Это проблема жесткой репрессивной политики. В 1990-е годы в России расцвела хореография, но, если бы то количество школ, которое в свое время оставила Айседора Дункан, не были закрыты в 1920-е, если бы эта культура сохранилась с тех времен, возможно, главной в современном танце сегодня была бы Россия. Если бы опыты Хармса и Введенского не были бы прерваны, то явление европейского театра абсурда было бы русским явлением. Сегодня расцветает театр художника, когда элементы сценографии становятся самостоятельной частью представления. Но важно понимать, что, хотя это явление пришло в Россию в нулевые годы, один из первых опытов такого жанра – это Василий Кандинский, который начал это еще в 1930-е, работая с «Картинками с выставки» Мусоргского. Но многие явления 1930-х годов были прерваны, и мы оказались в культурной изоляции.

О новой сценографии

– Сегодняшняя сценографическая модель очень зависит от синтеза искусств, театр сливается с галереей. Молодые художники сегодня отказываются работать в традиционном театральном пространстве. Европейская театральная коробка времен Ренессанса воспроизводила схему базилики, где сцена уподоблена алтарю. А с другой стороны, она воспроизводила средневековую иерархическую систему общества. И во многом с этим связан кризис большой площадки сегодня. Если делать рейтинг самых важных театральных явлений в России, мы с трудом наберем события на больших сценах и с переизбытком найдем их на малых. Дело не в том, что режиссеры разучились работать с большой сценой, это вопрос идеологии, восприятия. Иерархия общества разрушается, соборный эффект в театре возможен если только на мюзикле. Общество предельно атомизировано. Сложно собрать в одном пространстве 1000 человек, дышащих ноздря в ноздрю. И идея интимизации театрального пространства, детализации, приближения зрителя к актерскому пространству становится необычайно важной.

Классическая сценография предполагала, что художник создает условия для комфортной игры актеров, в которой актеры будут выглядеть более правдоподобно. Современный художник эти обстоятельства распространяет на зрительный зал: мир создается не только для сцены, но и для зрительного зала, художник изменяет угол зрения зрителя, выводит зрителя из состояния молчаливого соглядатая, дает ему возможность участия в спектакле.

О классическом театре

– Классический театр диктует определенную конвенцию с театральной публикой. Классический театр нес определенную миссию – это образовательная функция, воспитательная, когда актер приподнят над зрительным залом. Но в ХХ веке интеллигенция потеряла эти котурны, и чаще всего оказывается, что зритель умен и разнообразен, у него другие позиции и нет единства культурного багажа, как в советское время. Нет зрителя как внушаемого большинства, к которому можно обращаться со сцены с моральным превосходством. И когда театр выходит на территорию пафоса, нравственного воспитания, возникает вопрос: а ты кто? И этот процесс мне кажется позитивным.

О сосуществовании старого и нового

– Все те параметры нового театра, о которых я говорю, не отрицают старого, они существуют параллельно. Пост-драматический театр не отрицает драматического.

О событии на сцене

– Как меняется отношение к событию в современном театре? Театр – это искусство «про изменения»: идеальная пьеса начинается с такой картины мира, а заканчивается другой. И инструмент преобразования – это события. Чем больше в пьесе событий, тем лучше – такова классическая теория драмы. Но в сегодняшнем театральном языке с феноменом события что-то начинает происходить. Появляется бессобытийный театр, режиссеры, у которых на сцене никакого события не происходит, но тем не менее зрители наблюдают за этим, затаив дыхание. И если мы посмотрим на историю театра, то поймем, что событие со сцены постепенно вынималось. Еще Чехов из события сделал минус событие. Чеховскую «Чайку» ругали за то, что Чехов не дает Косте Треплеву поговорить перед самоубийством. По канонам театра Островского и Тургенева, герой, прежде чем совершить такое событие, как самоубийство, должен был выйти и произнести речь, чтобы четко объяснить свою позицию. И тогда его действия будут оправданы. Но Чехов передоверяет функцию понимания зрителю, он разбрасывает объяснения по всей пьесе. Не герой должен объяснить бестолковым, почему он поступает так или иначе, а зритель должен включить свой интеллектуальный механизм и разобраться. Вот с чего начинается ХХ век.

О деиерархиезации жанра

– В классическом театре была четкая иерархия жанров: трагедия вверху, комедия где-то внизу. Еще Гегель писал, что вершина театра – это стихотворная трагедия. И где сегодня стихотворная трагедия в театре? Значит ли это, что Гегель не прав? Нет. Европейская культура всегда строилась на иерархии, но ХХ век начался с крушения европоцентризма и иерархии. Художники стали понимать, что история мира – это не только история Европы. Сегодня происходит заход искусства на территорию массовой культуры. Режиссер берет явление массовой культуры: рекламные лозунги, политические, газетные штампы, фильмы – и используя их, восстанавливает значение того, что сказано.

Об искусстве и психоанализе

– Сегодня на первый план выходят коммуникативные свойства театра: театр может научить зрителя воспринимать другого как самого себя, понять другого. С точки зрения истории театра, психоанализ в Европе возник параллельно режиссуре. В конце XIX века Фрейд устанавливает, что бессознательные процессы могут быть аналитически распознаны. Психоаналитик действует как детективщик (а детектив – это главный жанр XIX века). И в драматургии чеховского формата возникает понятие подтекста. Психоаналитик не врач, он включает механизм самовосстановления, саморефлексии. Так же действует театр ХХ века. Он не объясняет позицию, он дает зрителю некие сведения и дает ему право распознавать эти вещи. Этим современное искусство отличается от искусства классического.