Генетик Александр Маслов в Воронеже: «Во времени нет ничего вечного»

Профессор медицинского колледжа Альберта Эйнштейна (Нью-Йорк, США) Александр Маслов – один из ведущих в мире ученых, исследующих геномный механизм старения. На второй международной конференции в Воронеже «Постгеномные технологии в медицине» Маслов рассказал корреспонденту РИА «Воронеж», что с возрастом «ломается» в организме и нужно ли это «ремонтировать».

– Ваш коллега, профессор факультета генетики колледжа Альберта Эйнштейна Ян Вайнг, на конференции отметил, что по всем научным расчетам человек может доживать до библейских 120 лет. Вы с этим согласны?

Это не идея-фикс – прожить как можно дольше! С современными технологиями можно дожить до глубокой старости и на искусственной вентиляции легких – но стоит ли? Гораздо важнее прожить как можно дольше активным человеком.

Александр Маслов

– Я согласен с тем, что качество жизни важнее ее «количества». Да, Ян Вайнг опубликовал этой осенью в журнале Nature свои исследования, которые подтвердили, что предельная продолжительность жизни человека составляет 120-125 лет. Но ведь это не идея-фикс – прожить как можно дольше! С современными технологиями можно дожить до глубокой старости и на искусственной вентиляции легких – но стоит ли? Гораздо важнее прожить как можно дольше активным человеком. Меня же больше интересуют фундаментальные исследования в области старения – почему мы стареем и можем ли с этим что-то поделать.

– Почему мы стареем?

– На этот счет много теорий. Но с моей точки зрения, причина старения – в накоплении повреждения генетического материала в клетках. Многие из этих повреждений зависят от окружающей среды и от образа жизни: промышленные выбросы в атмосферу, курение, стрессы. Но даже если это не принимать в расчет, повреждения на клеточном уровне все равно будут происходить – спонтанно. Потому что во времени нет ничего вечного. Все мы рано или поздно «ломаемся», и многие поломки невосполнимы. Достижения в области генетики уже позволят «отремонтировать» ДНК. Но «ремонт» химической структуры ДНК вовсе не гарантирует сохранность ее информационного содержания, последовательности нуклеотидов. А опухолевый процесс в организме может быть запущен и с одной-единственной мутации в клетке. Все это похоже на лотерею.

В молодом возрасте реакция на стресс всех систем организма более четкая, согласованная и эффективная. А старость – это сужение коридора всех адаптационных возможностей. На каком-то этапе человек вдруг не может взбежать пешком на шестой этаж. Или засесть за работу после бессонной ночи.

Александр Маслов

Но главное, что меняется с возрастом – реакция на стресс. Простите за вульгарную аналогию, но вот, например, собралась компания отдохнуть на природе, а в это время из леса на них выходит медведь. Какая должна быть реакция? Люди постараются скрыться любыми способами. А если медведь появится на поляне часика через три, когда все уже расслабились? Тогда одни побегут, другие продолжат спать, третьи полезут на медведя драться. С человеческой жизнью та же ситуация. В молодом возрасте реакция на стресс всех систем организма более четкая, согласованная и эффективная. А старость – это сужение коридора всех адаптационных возможностей. На каком-то этапе человек вдруг не может взбежать пешком на шестой этаж. Или засесть за работу после бессонной ночи. Кстати, опухолевый рост – тоже симптом старения организма. И когда говорят, что раньше в мире рака было меньше – это ошибочное суждение. Раньше люди до рака просто не доживали. А сейчас развитие медицины позволяет людям доживать до преклонного возраста, когда естественным образом в организме начинается опухолевый процесс. Я сейчас не говорю о детской онкологии – там совсем другие причины.

– На ваш взгляд, можно ли докопаться до святая святых генных процессов старения, в корне поменять жизнь, отменить старость? Или над всем этим властвует нечто божественное?

– Я думаю, что одно другого не отрицает. Ученые способны докопаться, да. А еще ведь клетку можно просто заменить, как сломанную запчасть в автомобиле. У английского исследователя Обри ди Грея философия продления жизни проста: если что-то поломалось – надо взять и заменить. «Поломалась» печень, почка или даже сердце – заменить и «ехать» дальше.

– При этом вы заметили, что «ремонт» даже на уровне ДНК не страхует от более глубинных трансформаций, которые ученые не в силах просчитать.

– У фантаста Роберта Шекли есть рассказ. Если очень схематично: человек приобретает панацею от всяких опасностей, которые подстерегают его на каждом шагу. Но по мере развития сюжета с героем начинают происходить не предсказуемые заранее вещи. То метеорит на него падает, то прилетают инопланетяне. То есть повседневные риски вроде бы убираются, но вдруг появляются новые, совсем невероятные, не предполагаемые в рациональном мире. Мне как ученому эта аллегория очень близка. Начинаешь страховать сердечно-сосудистую систему – укрепил, подлечил, продлил жизнь лет на пять, но тут тебя поджидает рак. Вылечишь рак – появится что-нибудь еще.

– И что же делать?

– Любить жизнь и брать от нее по максимуму. Сегодня, в данный момент. Когда меня спрашивают: ну как, скоро уже подберешь геномный ключ к вечной молодости? – я отвечаю: нет, не ждите. Наслаждайтесь тем, что есть у вас сейчас.

– Мировую научную карьеру вы начинали делать в Воронежском медуниверситете. Какие впечатления испытываете сейчас, приехав на конференцию в Воронеж из Нью-Йорка?

– Сейчас я очень волнуюсь. Потому что давно здесь не был. Начинал учиться еще в мединституте, заканчивал медакадемию. Вот в этом конференц-зале на третьем этаже не был 15 лет. Перемены меня поразили. Мой родной вуз развивается на уровне высоких мировых стандартов.