Эдуард Бояков: «Вывески в центре города влияют на людей не меньше, чем спектакли Платоновского фестиваля»

Возвращение в Воронеж одного из главных реформаторов российского театра Эдуарда Боякова стало сенсацией. Казалось бы, что здесь делать создателю «Золотой маски», «Новой драмы», «Практики», «Сцены-молота», «Политеатра»? Как говорит сам Бояков, Воронеж – его родной город. А значит, возвращения не могло не быть.

«Нам не хватает понимания того, что нас окружает»

– Начиналось так: в декабре губернатор Алексей Гордеев пригласил меня познакомиться, пообщаться, – рассказывает Эдуард Бояков. – Стали обсуждать, что я мог бы сделать сегодня в Воронеже. Наверное, Гордеев учитывал прежде всего мой опыт создания фестивалей и театров. Но я сразу сказал, что делать здесь какой-то конкретный проект мне не очень интересно. А интересно подумать об исследовании культурной среды.

– Что вы вкладываете в это выражение?

– Исследование культурной среды – это как бы карта, позволяющая понять, где мы находимся, и какова территория вокруг. Любому городу сегодня не хватает смыслов, которые могли бы объединять огромную аудиторию, состоящую из разных поколений, разных исторических, промышленных, социальных и других характеристик. Город, область – это же не просто административные единицы. Это общая судьба, история, родство. Общее прошлое и будущее.

То, на чем мы стоим сегодня – это вехи, обращенные исключительно в прошлое. К примеру, победа в Великой Отечественной. Мы чувствуем любовь к празднику 9 мая, это свято для нас. И это хорошо : России не хватает патриотизма. Но как мы будем жить дальше? В чем подвиг нашего поколения? Чем мы в сегодняшнем Воронеже можем гордиться? Что оставим потомкам? Ответ на этот вопрос должен рождаться из культурных практик. Его художники должны давать. Не политики, не бизнесмены – они не придумают. У них и функций таких не должно быть. Но чтобы ответить, надо перестать мыслить узко. В этом проблема. Мы норовим обсудить с коллегами и начальством отдельный памятник поэту или отдельный фестиваль. Но мы не думаем, где этот памятник будет стоять или где этот фестиваль будет проходить, для кого он, в каком пространстве состоится, какова среда! Нам не хватает понимания того, что нас окружает. Мы часто стараемся игнорировать среду, не замечать ее. Вообще-то – это трагедия русской интеллигенции: думать, что она и есть культура, об этом, например, Бродский говорил в Нобелевской лекции…

Представьте себе девушку. Вот она надела красивое, яркое платье, смотрится в зеркало. Все прекрасно. В прекрасном ресторане ее ждет прекрасный молодой человек. Девушка выходит из дома на свидание , а у подъезда лежит мертвая крыса. Путь от дома до ресторана – это и есть та самая среда. Вот пока прическа девушки не будет в гармонии с тем, что ее окружает на улице, – будет противоречие, несчастье, проблема. Даже если девушка выйдет замуж и сфотографируется с женихом в еще более красивом платье, их дети будут видеть не рестораны, а то, что у подъезда…

Значит, надо менять среду. Начинать за нее отвечать. Может, этой девушке надо не перед зеркалом крутиться, а у подъезда подмести? Это касается всех слоев общества. Я часто вижу картину : люди покупают за огромные деньги земельные участки, строят коттеджи, забор, красивые автоматические ворота, как в кино или журнале. А слева от их ворот – переполненный мусорный контейнер. Виноват в этом хозяин дома. Он сам отвел себе границы – здесь его пространство, а здесь – нет. А то, что его ребенок видит чаще мусорный контейнер, нежели беседку в углу сада - он не понимает.

Нужно стереть границы. Делая большие фестивали, ремонтируя фасады, нельзя забывать о том, что дальше, «за углом». Там тоже должна быть культура. Иначе культура превратится в скучный социальный ритуал, а не в самое яркое, радостное, что есть у человека. Вот вы сидите в оперном театре в смокинге. А вчера вы пришли домой выпившим и, взяв "вдогонку" пару банок пива, устроились перед телевизором, включили футбол или попсу, или пошлятину сериальную. Смотрели лениво, матерились на игроков или актеров. А сегодня вы уже в театре и думаете про жену: «Вот дура, ненавижу! Заставила идти, отвалили по две тысячи рублей за билет!» На сцене сидят скрипачи во фраках… Эдуард Бояков.

– Возможно, они вчера тоже смотрели футбол…

– Смотрели, и часто точно так же. Все это  не культура, не служение; это вранье, имитация. Как имитирует счастливую жизнь та невеста, позируя для фотографов. Эту имитацию мы ощущаем не только в театрах. То же самое - в кафе, офисах, кабинетах чиновников. Надо перестать врать и загрязнять среду. Для кого-то это понятно через термин «карма», для кого-то – через апелляцию к будущему детей. А перемены, позитивное развитие - они реальны, возможны. Их в наше глобальное время и моделирует культура. Не другая цивилизация, не новые политические доктрины и даже не рыночные индикаторы, а именно культура. Причем это возможно на уровне одного жеста. Посмотрите, как изменился Копенгаген. Видели логотип, где в названии города буквы OPEN выделены? Просто написали таким образом название города – а многих прошибло. Произошла перенастройка всей среды. Люди стали больше улыбаться, приезжать в этот город захотелось. Мне кажется, что и в Москве начинает что-то меняться к лучшему после очевидно застойных лет. В десятки раз больше людей на велосипедах в центре города. Парки, кафе, коворкинг, открытые веранды. И люди новые на ключевых постах. Главному архитектору Москвы Сергею Кузнецову – 35 лет. Это не чиновник, это один из самых востребованных на западе русских архитекторов. Я пару лет назад не мог такого представить. Или вот еще пример : главному урбанисту Москвы, директору НИИ Генплана Кариме Нигматулиной - 29 лет. Девушка с отличием закончила Принстонский университет, защитила докторскую диссертацию в Массачусетском технологическом институте, фантастика! Руководителю московского департамента культуры нет сорока. Все меняется, совсем другие скорости и, похоже, это ростки новой культурной политики.

– В Москве совсем другие бюджеты…

– Часто, чем больше бюджет , тем хуже. В Москве всегда была куча денег. На них успели построить церетелевского Петра и вообще изуродовать город так, как Воронежу и не снилось. Одна Манежная площадь чего стоит…

– Воронеж сильно изменился со времени вашего отъезда 20-летней давности?

– Город изменился очень сильно. Так же сильно и так же противоречиво, как и вся страна. Я помню 1991 год, моя жена работала в киоске возле Петровского сквера, торговала книгами. В этом ларьке не было даже отопления. Она надевала по несколько шуб, валенки и работала – нужно было кормить маленькую дочь, платить за съемное жилье. Я же служил за копейки завлитом в ТЮЗе и писал работу по Платонову. Признаюсь, иногда казалось, что фактура и уровень жизни были сравнимы с платоновским временем. На хлеб деньги были всегда, на сыр – увы… Сейчас этого нет. Нет талонов на сахар и яйца. Тогда не было книжных магазинов – я привозил книги из Москвы или из первых заграничных командировок как невероятную ценность. Сегодня, вроде бы, все это есть. Но, с другой стороны, город изуродован современной застройкой, стало меньше зелени. Построены микрорайоны без школ, детских садов и культурной инфраструктуры. Вокруг нас бесчетные примеры дикого, безвкусного дизайна. Тяжело видеть, что на проспекте Революции нет «красной линии», что уж о других улицах говорить…  

– Как изменить среду?

– Всем вместе. Надо начинать смотреть внимательно вокруг. И не мириться с безвкусием. Не стесняться. Это не так легко, как кажется. К примеру, я назвал недавно безвкусным дизайн конференц-зала ВГУ. Вы там были? Вам нравятся эти шторы?

– Они ужасны.

– А почему вы молчите? Вы же журналист. Предложите высказаться в вашем издании человеку, чье мнение по этому вопросу является экспертным. А можно и самому написать в блоге. Напишут об этом еще пятьдесят, сто человек – будет результат. Шторы в университетском конференц-зале – это не мелочь, это очень важно. Это и есть та самая среда, о которой мы говорим. Тем более, есть не только плохие примеры. Я вот на днях посмотрел три конференц-зала в администрации области на Ленина, 1 и был приятно удивлен их безупречным дизайном. Современным и официальным одновременно.

Люди на самом деле трепетно относятся к тому, что касается визуального облика. Слова про безвкусный галстук могут человека сильнее задеть, чем обвинения в безнравственности. Визуальная среда воспитывает гораздо сильнее, чем отдельный концерт. Спектакль Платоновского фестиваля увидят сотни людей раз в год. Ужасную вывеску на главной улице города – тысячи каждый день. Да, мы не имеем права ее срывать, но мы можем говорить: «Какая ужасная вывеска!». Давайте для начала перестанем молчать и мириться с безвкусием. Время пришло.

– Вы уверены, что всем воронежцам необходимо изменение среды? Большинство людей всегда остается на уровне Машмета.

– Зря вы так про Машмет. Большая часть старой советской элиты сползает, как старая штукатурка, – тем и характерно наше время, сменой элит. И на Машмете может оказаться не меньше духовных людей, чем в зале оперного театра на открытии Платоновского фестиваля. Если смотреть на деньги, машины, бриллианты , здесь Машмет проиграет. А в том, что касается готовности людей служить Богу, семье, хорошему вкусу, жить честно –пропорции везде одинаковы. Это мои личные наблюдения, я вел их в разных странах и разных ситуациях: от пограничной заставы до высшего лондонского общества.

– Каким Воронеж должен стать?

– Открытым. Творческим. Комфортным. Внимательным к своей истории и к будущему, к молодым, к тем, кто будет определять лицо города через поколение.

«Воронеж – идеальное место для встречи хорошей школы с новыми методиками»

– Предложение возглавить академию искусств возникло гораздо позже, чем просьба провести исследование?

– Оно появилось буквально за несколько недель до моего назначения. Все произошло очень быстро. Я ответил губернатору: «Простите, может, это прозвучит вызывающе, но исследование – это то, что я могу дать Воронежу, это мой долг. А вот академия – это то, что уже творчески интересует меня лично». Да, я считаю Воронеж своей родиной. Как и Дагестан, в котором родился, но сейчас это совсем другая земля. И исследование – это стремление отдать долг. В Академии же я не только отдаю, но и получаю. Это вопрос реализации. Каждый должен что-то оставить после себя. У меня большой практический опыт, и если я с коллегами материализую его в школу, в методологию, учебники и, в конце концов, в спектакли, которые будут ставить наши ученики,  то это будет важный результат для меня.

– Долго сомневались, прежде чем согласиться?

– Решение я принял быстро. Я посоветовался с семьей, она меня поддержала. Я давно мечтал о таком деле. У Академии те же проблемы, что и у остальных театральных вузов страны. Узкая специализация студентов, отсутствие современных методик, непонимание того, что искусство – часть креативных индустрий. Современное образование должно быть универсальным. Нельзя вырастить художника, не знающего современной литературы. Нельзя хореографу не знать современного визуального искусства. Время сметает границы между жанрами. Сухие ремесленники нужны только в бизнесе. Творчество же – территория поиска. Скоро мы начнем большую кампанию в Воронеже по поиску новых преподавателей, продюсеров, режиссеров, медиа-художников. Кроме того, конечно, мы будем звать людей из других городов. Больше скажу – со всего мира. Мы будем очень серьезно пересматривать всю матрицу образования. Любые формы образования должны быть доступны. Не только те, что переводятся в привычное «очное-вечернее-заочное». Образовательная карта будет гораздо шире. Представьте себе, что с вами лично будет общаться художник мирового уровня , а ведь интернет дает эту возможность. Или представьте себе длительные, глубокие тренинги. Снял педагог лагерь, увез туда людей на две недели, отобрал мобильные телефоны. За это время произойдет больше, чем за год стандартных лекций и обычной жизни, когда после занятий ночное веселье, а потом пропущенная лекция с утра…

– Деньги найдутся?

– Приглашенные преподаватели – это не очень дорого. Особенно когда они мотивированы не только зарплатой, но и высокими целями. Я же привык привозить спектакли , а это грузовики декораций, ночные монтировки, таможня, гонорары и так далее. А здесь, в образовании, можно достичь серьезных результатов при сравнительно небольших затратах. Везде можно найти решения. К примеру, у губернатора есть резиденция в центре города. Место, где останавливаются его высокопоставленные гости. Эта резиденция часто простаивает, и Алексей Васильевич разрешил заселять в нее наших гостей, готовящих исследование. А если бы этого не было, пришлось бы тратиться на отель  и, конечно, в трехзвездочный селить ведущих европейских специалистов нельзя. Кого-то из гостей, с кем я нахожусь в теплых отношениях, могу пригласить к себе домой. Кто-то из партнеров выделит транспорт, кто-то бесплатно отпечатает брошюры. Оптимизация позволит сэкономить. Хотя затраты, конечно, немалые. Мы же будем не только привозить преподавателей, но и студентов отправлять. Хорошо, что сейчас государство выделяет большое количество грантов на межвузовский обмен. Студенты из других стран будут приезжать к нам, а наши ребята – к ним.

– А разве не было бы легче создать то же самое в Москве? Был бы у вас выбор - Воронежская академия или московский театральный вуз – что вы выбрали бы?

– Конечно, Воронеж. В Москве я бы потратил все силы на борьбу с «народными артистами». Теми людьми, которые за 20 последних лет не воспитали ни одного состоятельного режиссера, но имеют советские регалии. Их не сдвинешь – они же народные артисты. А попробовали бы отдать курс 30-летнему хулигану, молодому режиссеру! Не дадут, побоятся. А Воронеж – это идеальное место встречи хорошей школы (она у Воронежской академии есть, достойная на всех факультетах,- я  не на пустом месте буду вуз создавать!) с новыми методиками. Воронеж идеален: не провинция, но и не мегаполис. Посмотрите , в Лондоне и Нью-Йорке нет больших университетов. Гарвард или Йель находятся рядом с Бостоном. Воронеж – место, где можно вздохнуть. Среда не настолько загрязнена.

– Вы заявили о необходимости создания кинофакультета. Нужен ли он вузу? Вы когда-нибудь слышали о картинах, снятых в Воронеже местными режиссерами?

– Потому и не слышал, что кинофакультета, готовящего таких режиссеров, не было. Однако, стоит заметить, была школа документалистики. В Воронеже делали отличные документальные фильмы. А классического кинопроизводства в Воронеже не могло быть из-за дороговизны этого процесса. Сегодня же, в цифровую эпоху, стоимость кинопроцесса падает с невероятной скоростью. Теперь все решают мозги и творческая фантазия.

– Хорошо. Представим себе, что воронежский талантливый парень заканчивает Воронежскую академию искусств и едет покорять Москву, добивается там успеха. В чем польза Воронежу от этого?

– Люди рано или поздно возвращаются. Я же здесь! И я бы не вернулся, если бы здесь у меня не было друзей и учителей, дело не только в официальном предложении. Точно так же будут возвращаться и выпускники Академии. Кто-то вернется, чтобы трудиться каждый день, кто-то откроет здесь институт и уедет, кто-то учредит стипендию. Если человека действительно воспитала школа , он в нее вернется - это как о родителях помнить.

– Неужели ваши творческие планы ограничатся вузом? Не хочется ли создать свой театр?

– Сейчас думаю над программой развития детских театров в регионе и о соответствующем фестивале. Создать театр? Очень хочу. Буквально руки чешутся. Но не буду. Нужно строить академию, а сил на все не хватает. К тому же картина театрального предложения у Воронежа хорошая, позитивная. У Бычкова и Петрова есть аудитория. Правда, молодежи в театрах мало. Нужны молодые продюсеры и режиссеры, которые создали бы свое пространство. Таким бы я помог. Но именно помог бы, не беря ответственности.

– А куда идти молодым? Ходить в департамент культуры и просить зал?

– Зачем? Что за патерналистское мышление! Ты молодой режиссер? Иди в подвал, договаривайся в жэке, собирай зрителей через социальные сети! Видишь – строится дом, магазин. Иди туда, договаривайся с хозяином. Иди в эти пустующие места, заполняй их своей энергией! Не нужны декорации – качество замысла видно без них! Я как продюсер увижу это и подключусь, помогу.

– Где же воронежские продюсеры были до сих пор?

– Их не было. Вот и будем воспитывать.