«Читать меня сложно – умный больно». О чем рассказал Юрий Вяземский в Воронеже

Ученый и телеведущий выступил в ВГУ.

Олеся Шпилева, 6 марта 2018, 14:07

Михаил Кирьянов

Известный российский ученый, писатель, создатель и ведущий программы «Умницы и умники» Юрий Вяземский встретился со студентами Воронежского госуниверситета в понедельник, 5 марта. 

Обозреватель РИА «Воронеж» выбрала самые яркие цитаты из выступления профессора МГИМО о русской литературе, демократии и успехе на телевидении.

О передаче «Умницы и умники»

– Передача существует уже 26 лет, и, конечно, для меня это неожиданность – не думал, что она столько проживет. Но у меня своя ниша, конкурентов нет. У нас замечательная аудитория – прекрасные люди, которые готовы встать в субботу в 9 утра, чтобы посмотреть «Умницы и умники». Рейтинг не растет, потому что это время само по себе не рейтинговое. Хотя доля у меня хорошая главным образом из-за зрителей. На каждой заправке – регулярные фотосессии с благодарной аудиторией. Россия – очень умная страна.

О писательстве

– Моя главная профессия – писатель. Я член Союза писателей СССР и всегда это подчеркиваю, потому что сейчас развелось огромное количество разных союзов, в которые, чтобы вступить, достаточно принести какую-то писульку и заплатить 3 тыс. рублей.

Себя считаю очень хорошим писателем. Я бы сам о себе так никогда не говорил, однако Эдуард Успенский как-то признался мне, что прочитал один из моих романов дважды. После этого я возгордился, но сразу предупреждаю, что читать меня сложно – умный больно.

О современной литературе

– Мейнстрим – это крупные писатели, которые хорошо продаются. Раньше у меня было плохое отношение ко всем таким авторам: и к Сорокину, и к Прилепину, и к Пелевину. Но потом я обнаружил автора, с которым мне было комфортно. Это Евгений Водолазкин. Он написал хорошие романы, в которых есть настоящая литература. Как-то раз Водолазкин в интервью сказал, что русская литература закончилась и люди, которые пишут сейчас, не могут претендовать на звание русских писателей. Это российская литература. А на вопрос, как же он оценивает сам себя, он ответил, что он, как римский легионер, которого заслали непонятно куда, где он отбывает воинскую повинность. Я так же к этому отношусь.

Великая русская литература XIX века потому и была великой, что там задавались такие вопросы, на которые до сих пор отвечает человечество. А литература XX века глобальные вопросы Достоевского и Толстого стала уже меньше изучать.

О ЕГЭ

– Я беседовал с Ольгой Юрьевной Васильевой (министр образования РФ. – РИА «Воронеж»), и она мне обещала, что ЕГЭ станет экзаменом с человеческим лицом. Есть простейшая форма – это экзамен на получение водительских прав. Там есть часть ЕГЭ – тест у компьютера. А потом тебя выводят на улицу, чтобы посмотреть, что ты вообще умеешь: отличаешь ли право и лево, умеешь ли парковаться и так далее.

Пускай уж будет ЕГЭ – в конце концов, столько сил на него затрачено, столько у него сторонников, да и социальные лифты опять же. Но ведущие вузы должны иметь хотя бы два экзамена. Устный экзамен по специальности совершенно необходим.

Я никогда не понимал, почему консерватория или театральные вузы считаются творческими, а МГУ, МГИМО, Бауманка – нет. Почему, чтобы научить человека играть на скрипке, надо посмотреть, как он играет, а если человек идет учиться на юриста, экономиста или врача, посмотреть на него «в деле» не нужно? Знание химии и биологии – это замечательно, но важно, чтобы абитуриент сел перед экзаменатором и ответил на какие-то житейские вопросы. Иногда из ответов именно на такие вопросы будет понятно, что из этого человека врача не будет. Ольга Юрьевна мне обещала проработать эти вопросы.

О национальных чертах

– Если рассуждать о чертах русского народа, то надо понимать, что его недостатки могут быстро становиться его же достоинствами.

Воруют, конечно, как написал Карамзин. И я даже по себе знаю, что это так. Сам я не воровал, зато видел множество примеров. Но неожиданно это качество переходит в достоинство – отсюда идет знаменитая восприимчивость русского народа, о которой говорил еще Достоевский. Мы берем у других народов, перевариваем и превращаем в свое. Мы берем все самое хорошее – из литературы, физики. Иногда нам в этом помогают разведчики, и тогда у нас возникает ядерное оружие.

Следующий недостаток – врем. Но в то же время отсюда наша гениальная литература XIX века, потому что человек, умеющий так врать, – художник. Удивительно исполнительное и театральное искусство – это все тоже оттуда. Ведь русский человек, когда врет, начинает верить, что говорит чистую правду. Он, как ребенок, который не врет, а сочиняет на ходу.

Третий недостаток – хамство. Но наше русское хамство – открытое, честное. Помню, как-то мы в Арабских Эмиратах с моим другом хотели половить тунца, а он у берега не водится, нужно отплыть подальше. Мы отплыли, а там стояли какие-то американские технические суда. Тамошние матросы с улыбками стали говорить «No, no». Мол, здесь нельзя, уплывайте. Мы пытались им возразить, но они настаивали, и все это на таких типичных фальшивых американских улыбках. Мы поняли, что лучше с ними не спорить, и услышали типично американское «Thank you for understanding, my dear friend». Это было суперхамство, я бы лучше от них услышал брань, чем это.

Об участии в выборах

– У русского народа есть масса достоинств, но есть и целый ряд недостатков. Взять хотя бы выборы. У нас все время звучит эта тема: «Кто мы такие? Да что от нас зависит? Зачем мы куда-то пойдем?». Эта тема, по-моему, оскорбительная для самих людей, которые так о себе думают.

Хотя это тоже качество русского народа – быть о себе низкого мнения. Пока, конечно, кто-нибудь из-за границы не продемонстрирует низкое мнение о нас. Вот тогда мы просыпаемся и говорим: «А ты-то кто такой? На себя посмотри!».

О монархизме

– Я – монархист. Но не за венчанных царей и уж тем более не за Романовых. Я просто посмотрел как-то нашу Конституцию, и мне показалось, что она вполне монархическая. У нас есть президент, а потом все другие власти, но пока они не очень отделились друг от друга.

О демократии

– Мир в общем итоге должен стать демократическим. Это необходимый процесс, можно ему сопротивляться, но это должно произойти.

Россия имеет тысячелетнюю историю монархического правления, поэтому резко делать какой-то переход не надо. Однако нельзя не рассчитывать на то, что рано или поздно у нас появится демократия, появится системная оппозиция, с которой можно будет разговаривать в парламенте и других местах.

То, что я видел в 90-х годах, было чудовищно. Я понял, что русский народ совершенно не подготовлен к демократии. Это была даже не демократия, а какое-то лагерное поведение. Все должно происходить постепенно, чтобы не раскачать эту колоссальную лодку. Демократия начинается, когда происходит разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную. Это писал еще Монтескье. Мы очень постепенно, но все-таки идем в этом направлении.

У нас парламент называется Государственная Дума. Оглядываясь в историю, я хорошо себе представляю, что такое Дума – сидели бояре и думу думали, как государю пособить, какое решение государю понравится. Я думаю, что это оговорка по Фрейду была в названии – не парламент, а Дума. 

На этой странице используются файлы cookies. Продолжая просмотр данной страницы вы подтверждаете своё согласие на использование файлов cookies.