Большой террор. Как воронежского крестьянина расстреляли из-за ржавых гвоздей

РИА «Воронеж» продолжает спецпроект «Большой террор». Журналисты и эксперты проекта рассказывают, как воронежцы пережили самые кровавые годы сталинского режима, о жертвах и палачах, об отношении нынешних поколений к событиям того времени.

В 30-е годы после Гражданской войны, голода и продразверсток крестьян по всей стране стали загонять в колхозы. Этот процесс практически везде был болезненным. По аграрным регионам России, в том числе и в Центральном Черноземье, прокатилась волна бунтов. В 1933 году в Мечетке Бобровского района тоже произошел крестьянский мятеж. Участие в нем превратило раскулаченного крестьянина Александра Гончарова во врага народа. О судьбе своего деда рассказали Людмила и Мария Гончаровы.

День памяти

Каждый год, в День памяти жертвам политических репрессий, 30 октября, сестры Гончаровы едут в Лушниковку, расположенную в пяти километрах от Боброва. Там находится памятник, поставленный в честь их расстрелянного деда Александра Гончарова, а напротив – кладбище, где похоронен их отец, сын врага народа Тимофей Гончаров.

Как вспоминают дочери, Тимофей Александрович обивал пороги начальственных кабинетов, упрашивая открыть кладбище рядом с мемориалом в честь расстрелянных в бобровской милиции. Сыну хотелось хоть после смерти быть ближе к отцу. Когда Александра Гончарова арестовали, Тимофею было чуть больше 20 лет, а дожил он почти до 90. Кладбище, в конце концов, открыли. Тимофей Александрович был похоронен там третьим.

«Боялись говорить о деде»

– До 1967 года мы ничего не знали о судьбе дедушки. Не знали, как его поминать в церкви: как живого или мертвого? – говорит Мария Воротягина (Гончарова).

По словам Марии, темы, связанные с дедом, в семье были под запретом.

– Государство добилось своего: люди боялись говорить о репрессиях, память будто стерли, – подхватывает ее сестра Людмила Михайлова (Гончарова). – После ареста деда его сын и другие родственники стали изгоями. Отец не мог взять в жены девушку, которую полюбил, потому что был сыном расстрелянного кулака. Им всегда пренебрегали. В колхозе он работу получал самую тяжелую и низкооплачиваемую. По 18 часов в сутки он ходил за сеялкой, получая трудодни.

Несмотря на лишения и личную трагедию, по словам дочек, Тимофей Гончаров всю жизнь писал стихи, которые восхваляли Ленина и Сталина.

– Наверное, без жестокости поднять страну тогда нельзя было, – размышляет Мария Тимофеевна. – Отец у нас был известным в районе кровельщиком. Он как-то посчитал, что за жизнь покрыл железом 114 крыш!

Черепичная крыша

Семью Гончаровых раскулачили в 1933 году. В Мечетке, где они жили, на глаза красным комиссарам попался их добротный пятистенок, крытый черепицей. Таких домов в округе не было. Черепица тогда считалась роскошью. Этот красивый дом и стал поводом выставить большую семью на улицу.

– Дед, по рассказам бабушки, был очень трудолюбивым. Их крепкое хозяйство начиналось со сруба, который в 1910 году выделили молодой семье для самостоятельной жизни. У Гончаровых к тому времени было уже двое детей, потом родилась еще одна дочь, а в 1915 году – наш отец. Он в семье младший. Родители в придачу к срубу подарили молодым жеребенка и теленка, – вспоминает Людмила Михайлова.

За 23 года трудолюбивая семья смогла стать зажиточной. Когда их раскулачили, у них был хороший дом, пара лошадей, бычок и две коровы. Еще приусадебный участок с ригой (сараем), в котором молотили зерно и хранили снопы, и металлическая борона. Все это у них отобрали и выгнали из пятистенка.

– Все отняли. Женщины надевали сразу несколько юбок, чтобы хоть из одежды что-то им осталось. Содрали и эти юбки. Они скитались по углам и с тех пор стали бедствовать, – вздыхает Мария Тимофеевна.

«Любому терпению приходит конец»

В 1933 году в Мечетке был крестьянский мятеж, в котором участвовал Александр Гончаров.

– Крестьянство было, конечно, очень терпеливым, но любому терпению приходит конец. На территории Центрально­-Черноземной области в конце 20-х – начале 30-х годов было зарегистрировано около 40 массовых выступлений, в ко­торых участвовало почти 30 тыс. человек. В 1933-м году был такой мятеж и в Мечетке, – объясняет руководитель Бобровского районного архива Надежда Капустина.

Народ приехал на мятеж со всех окрестных хуторов. Люди не хотели идти в колхозы и отдавать свое имущество. Разгон бунта был вооруженный.

– Наш дед говорил: «Мы день и ночь пахали в поте лица, почему теперь должны все отдать лентяям, которые на печке лежали? По рассказам бабушки он был очень горячий и свободолюбивый. Непонятно ему было, почему он должен становиться в один строй с голытьбой, – рассказывает Людмила Михайлова.

Последний гвоздь

После разогнанного мятежа начались аресты и снова раскулачивание. Поэтому Александр Гончаров вынужден был уехать в Воронеж. Он звал с собой жену с младшими детьми, но та отказалась.

– Бабушка скиталась по углам, а дед работал на какой-то стройке в Воронеже. Четыре года он был в бегах. Время от времени тайно приезжал в Павловку – соседний хутор, что в 12 км от Мечетки. Там жил его родственник, который привозил на свидания бабушку. Дед вернулся в Мечетку в декабре 1936 года. Решил строить новую хату, – вспоминают внучки.

Тогда строить было не из чего, и Александр Дмитриевич ходил по округе, собирал щепочки. А из Воронежа со стройки, где работал, он привез большое «приданое» – коробок со ржавыми гвоздями. Их он вытаскивал из старых ящиков, выпрямлял и аккуратно складывал.

– Кто-то из соседей увидел эти гвозди, попросил взаймы. Дед Саша поделился и бесхитростно рассказал, откуда они. В благодарность сосед сообщил куда следует, что Гончаров похитил социалистическую собственность, – вспоминает Людмила Михайлова.

После участия Александра Гончарова в крестьянском мятеже и истории со ржавыми гвоздями арест был неминуем.

– По рассказам бабушки, за дедом приехали ночью. Несколько человек зашли в дом, растолкали его, посадили в машину и увезли, – вспоминает Мария Тимофеевна.

Расстрельные списки

Спустя 34 года, в 1967-м к Тимофею Гончарову из Воронежа приехал журналист и рассказал о том, что его отец был расстрелян по делу о кулацком мятеже в 30-х годах. Тимофей Александрович стал посылать запросы во всевозможные инстанции, чтобы узнать детали той истории, но запросы неизменно возвращались в Бобров. Он так и не узнал деталей судьбы отца вплоть до начала перестройки.

– В 2001 году облпрокуратура прислала нам списки на 250 человек, убитых в Бобровской тюрьме. Среди них было и имя Александра Гончарова из Мечетки. Из архивных документов явствовало, что приговор выносила «тройка» – то есть, человека ставили к стенке без суда и следствия, – рассказывает Надежда Капустина.

Александра Гончарова расстреляли на следующий день после ареста – 28 февраля 1937 года.

Заговоренный

Родным врага народа выпала тяжкая участь. Во время войны сын репрессированного Тимофей не подлежал мобилизации, но на фронт все же попал. В райвоенкомате на призывной пункт не явился односельчанин Тимофея. Парень подошел к военкому и сказал: «Я могу вернуться в Мечетку и привести того, кто не явился. Но лучше уж я сам за него отвоюю». Офицер разрешил.

Все четыре года на фронте Тимофей был сапером. Про него говорили: «Заговоренный». Он не получил ни одного ранения. Строил мосты, купался в холодной воде Одера, после чего еле выжил, подхватив воспаление легких.

После войны Тимофей женился, у него родились две дочери. Людмила всю жизнь проработала экономистом, Мария трудилась штукатуром-маляром.

– Нам всю жизнь было жалко бабушку, которая после ареста деда так и не сняла черного платка. Она прожила до 90 лет и всю жизнь ждала его. Только за 10 лет до смерти узнала, что его убили, – говорит ее внучка Людмила Тимофеевна.

В доме, в подвалах которого расстреливали людей, сегодня находится отдел полиции