Бить или не бить. Что воронежцы думают о законопроекте против домашнего насилия

На сайте Совета Федерации, где опубликовали текст законопроекта «О профилактике семейно-бытового насилия», тысячи комментариев. Такого живого отклика в России давно не вызывал ни один документ. В Государственную думу его пока не передали, но ожесточенные дискуссии и яростные споры вокруг законопроекта не утихают.

Корреспондент РИА «Воронеж» поговорила со сторонниками и противниками закона о том, зачем он нужен, каковы его слабые места в нынешней редакции. Мнения экспертов и истории жертв домашнего насилия – в материале РИА «Воронеж».

Фото – Роман Демьяненко (из архива)

Тяжкие телесные

Соня

Она выглядит как старшеклассница, хотя ей почти 30 и у нее четверо детей. Рано осталась сиротой, потому и выскочила замуж за первого, кто позвал. Они с мужем русские, но их родители по распределению оказались в южной братской республике и остались там. Потом начались тяжелые времена, русские потянулись на родину. Мать мужа первой оказалась в России, добилась здесь гражданства, купила домик, позвала детей к себе. Так Соня и оказалась на воронежской земле.

Эпопея с оформлением гражданства затянулась. За это время умерла свекровь и родились четверо детей. Муж Сони поднимал на нее руку всегда, а в России, где потерял почву под ногами, как с цепи сорвался. Почти всегда Соня носила одежду с длинными рукавами, скрывая синяки. Стеснялась улыбаться, пряча выбитые зубы. Однажды несколько дней лежала с температурой под сорок – муж отходил ее так, что чуть не отказали почки. Соня не жаловалась. Мигрантке не хотелось попадать на карандаш полиции. Жалели ее только соседи – покупали лекарства, прятали у себя в особо лютые времена. Спасло Соню то, что ее мужу в итоге (за пьянку) отказали в гражданстве и депортировали. А Соне удалось получить российский паспорт. Этот, казалось бы, несчастный случай, разделивший семью, на взгляд Сони, спас ей жизнь.

Фото – Роман Демьяненко (из архива)

Андрей

Тот страшный вечер – 30 июля 2013 года – Андрей из Новой Усмани и хотел бы забыть, да не получается. Психолог, к которому его возили больше года, говорил: не получится никогда. На его глазах отец ножом резал матери лицо, шею, грудь... Андрюша и его двухлетние братья-двойняшки в этот момент проснулись и в ужасе стояли за спинами родителей. Пятилетний тогда ребенок стал потом главным свидетелем в суде.

У парня проблемы в школе и со сверстниками – агрессивный, раздражительный. Понять его можно, но чужие проблемы – это чужие проблемы, в которые почти никто лезть не хочет. Так было и тогда, когда мать Андрея металась по Новой Усмани и просила о помощи. Четыре заявления в полицию за полгода, а в ответ – формальные отписки и совет: «Разбирайтесь в своих семейных делах сами!»

После случившегося Андрюша месяц не разговаривал, убегал от всех, как обозленный волчонок. Потом стал вялым и отрешенным. Только бабушку все просил, чтобы она его отвела к маме. О том, что мамы больше нет, детям сказали не сразу. Но однажды бабушка не выдержала и, когда старший опять запросился к матери, отвезла его на кладбище.

По данным ГУ МВД по Воронежской области, в 2019 году в отношении женщин Воронежской области на бытовой почве совершено 203 преступления. Из них четыре убийства (с. 105 УК РФ), семь случаев тяжких телесных повреждений (ст. 111), 15 – причинения вреда здоровью средней тяжести (ст. 112), один – истязания (ст. 117) и 114 – угроз убийством или причинения тяжких телесных повреждений (ст. 119).

По информации центра «Насилию.нет», в среднем женщины обращаются в полицию лишь после седьмого избиения со стороны партнера. А многие и вовсе не пишут заявлений, боясь, что от этого станет только хуже. В полиции зачастую лишь разводят руками: «А что мы можем?» Инструмента, с помощью которого правоохранители могли бы повлиять на ситуацию, вроде как и правда, нет. Профилактическая беседа с домашним тираном, протокол об административном правонарушении, штраф или две недели в изоляторе – все. А потом он вернется и что там будет происходить дальше за закрытыми дверями…

«Общество не достигло консенсуса»

О необходимости принятия закона против домашнего насилия говорилось много лет подряд. Почему же теперь, когда этот закон приобрел реальные очертания, вокруг него возникло столько споров?

Точка зрения №1. Вред вместо помощи

Иерей Александр Шишкин, председатель отдела Воронежской митрополии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, директор дома-приюта имени Елизаветы Федоровны Романовой, для женщин, попавших в трудную жизненную ситуацию:

– Сейчас в СМИ часто можно прочитать, что раз церковь не одобряет этот закон, значит, она за домашнее насилие. Категорически нет! РПЦ всегда выступала против любого насилия. Но этот закон, без всякого лукавства, подрывает фундаментальные устои семьи. И кроме того – конституционные права наших граждан. Семейно-бытовое насилие, безусловно, есть, никуда от этого не деться. В нашем приюте сейчас живут четыре женщины и семеро детей. Не все они сбежали от мужей-тиранов, но есть и такие. Но я считаю, что новый закон вместо помощи в этой области принесет вред.

Первое – данный законопроект не предусматривает презумпции невиновности. В этом случае он посягает на Конституцию. Формулировки этого проекта предусматривают, что на любое обращение гражданина только лишь по его подозрению должна быть какая-то реакция. Мало ли какие отношения у соседей – кто-то кого-то залил, кому-то нахамили. Любой человек, обидевшись на вас по каким-то причинам, может вам так отомстить. Наша страна уже проходила подобное в 37-м году. «Враги народа» мы знаем, как «вырастали».

Второе – в борьбе с семейным насилием привлекаются общественные организации. Но как и какие? Об этом в проекте ни слова. Общественные организации, которые далеки от вопросов семьи, вдруг станут в нее вмешиваться, давать советы, как растить детей. В этом законопроекте только НКО обладают правом примирять стороны. Ведь тому, кто попадет в ранг «нарушителей», будет запрещено общаться с родными. Только НКО станут решать, быть семье дальше или нет.

Закон не должен иметь двоякого толкования. А в данном проекте оно есть. Есть термин «психическое насилие». Юридического определения нигде нет, и это дает простор для «творчества»: ругать ребенка за двойку, а мужа – за маленькую зарплату, а жену – за невкусный обед… При желании все это можно трактовать именно так. «Незамедлительно принятые меры»… а незамедлительно – это как? Не объясняется.

Такой закон не поможет в случае реального насилия. Ребенок упал с велосипеда, сосед увидел его сбитые коленки. Он уже может сигнализировать куда надо. Говорят, что на ошибки отводится 2–3%. Но ведь каждый может оказаться в этих процентах! Возможно, сразу после принятия закона будут какие-то примеры, доказывающие, что он работает, но как только интерес схлынет, выяснится и обратное.

У нас много законов, которые не работают в части защиты интересов тех же несовершеннолетних. Чем создавать новые неработающие законы, не лучше ли подработать старые с учетом пройденного опыта?

Точка зрения №2. Доработать и принять

Адвокат, правозащитник Ольга Гнездилова (проект «Правовая инициатива»):

– Необходимость принятия закона о профилактике домашнего насилия назрела очень давно. В большинстве стран мира принято такое законодательство, и Комитет ООН по ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин регулярно рекомендует России присоединиться к борьбе с этим опасным явлением. Домашнее насилие – не проблема отдельных семей, а распространенное и системное нарушение. Поэтому и меры профилактики должны быть приняты на государственном уровне. Существующих норм права явно не хватает, мы это видим из ежедневной работы с пострадавшими. Статьи Уголовного кодекса нацелены на наказание за уже совершенные тяжкие преступления, но не на их предотвращение. Известный пример – дело Маргариты Грачевой, которую муж отвез в лес, угрожал, но полиция не отреагировала на заявление. А через месяц он снова отвез ее в лес и отрубил кисти рук. Таких ситуаций, когда трагедию можно было бы предотвратить, очень много.

Закон нужен, но текст, который сейчас опубликован Советом Федерации, очень слабый. Многие прогрессивные нормы были из него исключены – видимо, чтобы снизить накал дискуссии вокруг закона. В итоге он получился неэффективным. Мы в проекте «Правовая инициатива» собрали свои предложения, что должно быть в таком законе, то же сделали коллеги из проекта «Ты не одна».

Противники закона боятся, что из-за него у них будут отбирать детей. К сожалению, наше общество пока не достигло консенсуса в вопросе, можно ли бить детей и как именно. Но законопроект не отвечает на эти вопросы, не содержит отдельных норм, призванных защитить от домашнего насилия именно детей. Поэтому его нужно дорабатывать и обязательно принимать – это поможет спасти жизни.

Руководитель Центра защиты материнства и детства «Ангел-хранитель» Илья Пилюгин:

– Проблема домашнего насилия, конечно, есть, и ее решение требует специальных мер. Сейчас помощью пострадавшим занимаются в основном общественные организации. Мы принимаем подопечных в свои социальные приюты, помогаем наладить связь с миром, встать на ноги, настроить свою новую бытность. Но это капля в море. Защита пострадавших – это необходимость, которую понимают все здравые люди. И, конечно, нужно наделить профильные ведомства полномочиями, которые позволят в случае чего помочь нуждающимся. Пока мы знаем удивительные случаи, когда работники органов социальной защиты или комиссии по делам несовершеннолетних по своей инициативе оказывают помощь пострадавшим. Нужно, чтобы закон зафиксировал лучшие практики такой помощи.

Когда закон еще не был официально опубликован, в нем было очень много хороших инициатив, и я бы скорее приветствовал его принятие. Представленный сейчас проект закона нуждается в серьезной доработке и уточнении понятий. Но здорово, что общество в принципе дошло до осознания необходимости принятия такого закона.

Галина Белик, адвокат:

– Я за принятие закона, но не в том виде, что предлагается сейчас. Необходимо детальнее раскрыть понятие «семейно-бытовое насилие». Что можно считать таковым, в чем конкретно могут выражаться физические и психические страдания? Для кого-то психическим страданием считается повышение голоса, для кого-то – отлучение от интернета. Пока законопроект дает возможность необоснованных обвинений и наказаний в связи с наговорами по любому поводу. И мне будет крайне сложно защитить «нарушителя», ведь границы причинения вреда размыты.

По ст. 24 лишь при установлении факта семейно-бытового насилия выдается защитное предписание – при потенциальной угрозе оно не выдается. А тогда в чем смысл законопроекта – разве не в защите от насилия? В случае если насилие уже произошло, есть нормы в УК РФ, действующая с 2016 года статья 6.1.1 КоАП РФ (побои), при которой даже за поставленный синяк можно привлечь к ответственности.

В законопроекте нет уточнения, что угроза причинения вреда должна быть реальной, не надуманной. Подтверждением реальности могли бы служить аудио-, видеозаписи, тексты, свидетельские показания – последовательные и не противоречивые.

В законопроекте нет требования приведения нормативных правовых актов в соответствие с ним во избежание перекидывания дела от одного компетентного лица к другому более или менее компетентному.

Если нарушитель – собственник жилья, судебное предписание покинуть место совместного жительства будет нарушением его права на жилище, гарантируемого Конституцией.

Нет уточнения, какую обязательную специализированную психологическую программу должен пройти человек. В каком объеме, за чей счет, у какого специалиста? Считаю, что законопроект содержит коррупциогенный фактор.

Если же нарушитель не будет исполнять предписание, то статья 19.5 КоАП (невыполнение в срок законного предписания) устанавливает для граждан штраф от 300 до 500 рублей. Вряд ли эта санкция сильно испугает нарушителя.

Точка зрения №3. «За справедливость»

Иоланта Сержантова, писатель:

– Знаю о насилии в семье не понаслышке. Была участником сразу с четырех сторон. Присутствовать, быть объектом, совершать насилие самому и оказаться сторонним наблюдателем… любое из перечисленного – лишнее в жизни. Когда ты наблюдаешь насилие, очень сложно рассудить, что происходит. Это может быть заслуженным наказанием, воздаянием, мерой, которая предупредит нечто более неприемлемое… Но часто происходит иначе, когда мы наблюдаем то, что описано в паре строк старой песни: «Кипит вода, а обжигает пар». Длительная вялотекущая провокация одной из сторон конфликта. Неумение сдерживать порывы. Отсутствие ответственности и понимания ценности жизни – своей и чужой.

Кто-то пересчитывает головой супруги ребра чугунной батареи, другой выходит из себя так далеко, что до конца жизни не может поверить в реальность совершенного своими руками... И в то же время, если бы лично от меня зависело, быть закону о насилии в семье или нет, моей подписи под ним не стояло бы наверняка. Я – за справедливость. А что можно понять, услышав крики за стеной или застав трагическое завершение скандала? 

Избитый отцом ребенок недолго несчастен, до первого искреннего объятия, до «прости» перед сном. Если взрослый умеет сказать это слово, если обидел за дело, а не из-за неумения держать себя в руках, это не жестокость. Это элемент воспитания. Неприятный момент, который довольно скоро забудется, а останется одно – память о хорошей, честной и крепкой семье.